Страсти по принцессе - Страница 34

Стояло молчание. Сварог волчьим чутьем угадывал — все полагаются на него, прекрасно понимая, что ничего другого не остается.

— А главным вашим предназначением станет — помочь мне победить скуку, — продолжал Фаларен. — Скука — единственный и главный враг бессмертного. Впервые она объявила войну уже через несколько столетий после моего воцарения. Перед вами — неутомимый воитель, в борьбе со скукой испробовавший все. Все мыслимые разновидности добрых и злых поступков. Добро быстро истощает изобретательность, оно удручающе однообразно и оттого становится невольным союзником скуки. Зло не в пример многограннее, оно тысячелико, но пороки, извращения и злодейства тоже в конце концов исчерпываются, как ни пытаешься их разнообразить, порой вовлекая в свои забавы миллионы смертных двуногих, не ведающих о том… — Он мечтательно уставился в потолок. — И со временем обнаруживаешь, что собственноручно содрать кожу с какой-нибудь принцессы так же скучно, как и столкнуть в бессмысленной схватке две самые сильные державы… Да-да, это я развязал Лабурскую войну… вы ее не помните? Вот видите, как все бессмысленно… А короля Шого и его таинственное исчезновение еще помнят? Ах, даже вошло в поговорку? Ну конечно, это был я. Показалось забавным сесть на престол обычного земного королевства, потом, очень быстро, стало скучно… Насколько мне известно, иные глупцы там, наверху, всерьез подозревают меня в попытках развязать с ними войну за власть над Империей Четырех Миров. Болваны. Власть над Империей мне наскучила бы столь же быстро. Хотя, оговорюсь, стоит и попробовать. Но что прикажете делать потом? Лишь тот стремится к власти, кто примерно знает отпущенный ему срок…

— Но видите же вы хоть какой-то выход? — с интересом спросил Сварог.

— Конечно же! Во-первых, история человечества при всей ее черепашьей медлительности и однообразии — материал для изучения. Любопытно увидеть, куда все придет и чем кончится, будут ли повторены прежние ошибки, каким станет финал… И если после очередной катастрофы — которая нашу персону, разумеется, не затронет — на смену придет иная раса, как это стряслось и с Изначальными, и с Хоррами, и с чередой их предшественников, впереди меня ждут новые впечатления и острые ощущения. Во-вторых, я еще не исчерпал всех загадок этого мира. Есть еще и Багровая Звезда, и Нериада, и Тетра с их тайнами, я оставил их напоследок, и теперь пришла пора…

Сварог покосился на сановников — король сидел к ним спиной, и они смогли чуточку расслабиться. На лицах у них читалась безудержная, безграничная скука — не меньшая, нежели мучила их повелителя. Все эти монологи оба бедолаги явно выучили наизусть и могли отбарабанить без запинки, разбуди их посреди ночи. И король не может этого не понимать. Еще одна беда бессмертного — ему необходимы свежие слушатели, и менять их желательно почаще, иначе все кончится полубезумным обитателем необитаемого острова, часами церемонно беседующим с попугаями и пальмами. Пожалуй, бессмертие и впрямь коварнейшая ловушка. Если настигает одиночку. А если одиночка вдобавок — личность весьма посредственная, он ничуть не поумнеет за все тысячелетия, как ни штудируй умные книги…

— Как же вышло, что вы стали властелином Хелльстада? — спросил Сварог. — Если Хелльстад существовал еще до Шторма… Но эта гостиница, оставшаяся целехонькой, как-то не совсем уместна в волшебной стране…

Ему и в самом деле было интересно. Но имелась еще и подоплека — он подсознательно оттягивал неизбежную схватку, боялся, что может ее проиграть, злился на себя за этот страх, но ни на что не решался пока…

— Вы, право, неглупы, — сказал король. — Гостиница для флотских чинов никак не вяжется с волшебной страной. Хелльстада, конечно же, до Шторма не было. Пока я его не создал. — В его голосе прозвучала кокетливая мечтательность, словно придворная красотка вспоминала свои победы. — Здесь, на сотни лиг вокруг, были великолепные курорты. Вы еще не видели ни Граневильского водопада, ни Озерной Страны, а ведь все сохранилось с тех времен, моим тщанием… Я любил отдыхать в этих краях — о, не в той гостинице, где вы побывали, для нее у меня не хватало кистей на эполетах…

— Вы были моряком? — спросил Сварог. — Военным?

— Угадали. Только корабли, естественно, неизмеримо превосходили все, какие вам доводилось видеть в жизни. К моему превеликому сожалению, барон, вы пока что не представляете, что такое атомный авианосец Длинного Прыжка. Верх совершенства и мощи. (Сварогу очень хотелось спросить, что такое Длинный Прыжок, но это могло выдать его знакомство с термином «атомный авианосец», так что он промолчал.) К счастью, я был на суше, когда это началось, здесь, где отдыхал обычно. Бедняга «Трезубец», он сейчас то ли лежит на дне в Фалейском заливе, то ли пребывает в таких местах, что оторопь берет… Что случилось с успевшими взлететь самолетами, даже я не берусь гадать. Увы, никогда не питал пристрастия к сложным наукам. Ученый у меня есть, и этого достаточно. Не королевское дело — всерьез заниматься науками.

«А служил ты, не исключено, каким-нибудь квартирмейстером, — подумал Сварог. — Даже пять тысяч лет спустя напоминаешь разбогатевшего буфетчика, благо все твое государство — это ты сам, и нет окружающего мира, где престижно быть сведущим в науках или хотя бы меценатом. Господи, это ж не человек, это растение, его и положить не грех…»

— Это была война? — тихо спросил он. Чувствовал, что сейчас узнает наконец, что именно представлял из себя глобальная катастрофа под названием Шторм, который стер с лица земли целую цивилизацию.